Неточные совпадения
— Философствовал, писал сочинение «История и судьба», — очень сумбурно и мрачно писал. Прошлым
летом жил у него эдакий… куроед, Томилин, питался только цыплятами и овощами. Такое толстое, злое, самовлюбленное животное. Пробовал изнасиловать
девчонку, дочь кухарки, — умная девочка, между прочим, и, кажется, дочь этого, Турчанинова. Старик прогнал Томилина со скандалом. Томилин — тоже философствовал.
«Один из студентов, возвращенных из Сибири, устроил здесь какие-то идиотские радения с гимназистками: гасил в комнате огонь, заставлял капать воду из умывальника в медный таз и под равномерное падение капель в темноте читал девицам эротические и мистические стишки. Этим он доводил
девчонок до истерики, а недавно оказалось, что одна из них, четырнадцати
лет, беременна».
Около чайного стола Обломов увидал живущую у них престарелую тетку, восьмидесяти
лет, беспрерывно ворчавшую на свою
девчонку, которая, тряся от старости головой, прислуживала ей, стоя за ее стулом. Там и три пожилые девушки, дальние родственницы отца его, и немного помешанный деверь его матери, и помещик семи душ, Чекменев, гостивший у них, и еще какие-то старушки и старички.
Когда утром убирали со стола кофе, в комнату вваливалась здоровая баба, с необъятными красными щеками и вечно смеющимся — хоть бей ее — ртом: это нянька внучек, Верочки и Марфеньки. За ней входила
лет двенадцати
девчонка, ее помощница. Приводили детей завтракать в комнату к бабушке.
Бабушка объяснила ему это явление. В дворню из деревни была взята Марина
девчонкой шестнадцати
лет. Проворством и способностями она превзошла всех и каждого, и превзошла ожидания бабушки.
Так вот нет же, никто того не видит и не знает во всей вселенной, а как сойдет мрак ночной, все так же, как и
девчонкой, пять
лет тому, лежу иной раз, скрежещу зубами и всю ночь плачу: «Уж я ж ему, да уж я ж ему, думаю!» Слышал ты это все?
Барыня с досадой скажет: «Только начала было
девчонка приучаться к службе, как вдруг слегла и умерла…» Ключница семидесяти
лет проворчит: «Какие нынче слуги, хуже всякой барышни», и отправится на кутью и поминки. Мать поплачет, поплачет и начнет попивать — тем дело и кончено.
— И дочь Оленку дядя-то повел на пристань, — сообщил Тишка. —
Девчонка махонькая, по восьмому
году, а он ее волокет… Тоже не от ума человек!
— Почти что ничего. Чуть-чуть шить, как и всякая крестьянская
девчонка. Ведь ей пятнадцати
лет не было, когда ее совратил какой-то чиновник. Подмести комнату, постирать, ну, пожалуй, еще сварить щи и кашу. Больше, кажется, ничего.
Но как же вы хотите заставить меня верить в глубину и неизменность любви какого-нибудь молодого человека в двадцать пять
лет и
девчонки в семнадцать, которые, расчувствовавшись над романами, поклялись друг другу в вечной страсти?
— А тебе — двадцать три: ну, брат, она в двадцать три раза умнее тебя. Она, как я вижу, понимает дело: с тобою она пошалит, пококетничает, время проведет весело, а там… есть между этими
девчонками преумные! Ну, так ты не женишься. Я думал, ты хочешь это как-нибудь поскорее повернуть, да тайком. В твои
лета эти глупости так проворно делаются, что не успеешь и помешать; а то через
год! до тех пор она еще надует тебя…
— Ну, хорошо; возьмем несветские. Я уж доказывал тебе, не знаю только, доказал ли, что к своей этой… как ее? Сашеньке, что ли? ты был несправедлив. Ты полтора
года был у них в доме как свой: жил там с утра до вечера, да еще был любим этой презренной
девчонкой, как ты ее называешь. Кажется, это не презрения заслуживает…
— Пятью. Мать ее в Москве хвост обшлепала у меня на пороге; на балы ко мне, при Всеволоде Николаевиче, как из милости напрашивалась. А эта, бывало, всю ночь одна в углу сидит без танцев, со своею бирюзовою мухой на лбу, так что я уж в третьем часу, только из жалости, ей первого кавалера посылаю. Ей тогда двадцать пять
лет уже было, а ее всё как
девчонку в коротеньком платьице вывозили. Их пускать к себе стало неприлично.
— Ты как насчет
девчонок — разговелся? Нет? А я в тринадцать
лет уже влюблялся…
— Чем бы по вечерам на биллиард ходить каждый вечер, сходил бы иногда к гимназистам на квартиры. Они знают, что учителя к ним редко заглядывают, а инспектора и раз в
год не дождешься, так у них там всякое безобразие творится, и картеж, и пьянство. Да вот сходил бы к этой девчонке-то переодетой. Пойди попозже, как спать станут ложиться; мало ли как тогда можно будет ее уличить да сконфузить.
Старуха моя больная, чтò ни
год, то
девчонок рожает: ведь всех кормить надо.
— Начнем сверху: губернатор живёт с женой управляющего казённой палатой, а управляющий — недавно отнял жену у одного из своих чиновников, снял ей квартиру в Собачьем переулке и ездит к ней два раза в неделю совсем открыто. Я её знаю: совсем
девчонка,
году нет, как замуж вышла. А мужа её в уезд послали податным инспектором. Я и его знаю, — какой он инспектор? Недоучка, дурачок, лакеишка…
Вот посреди комнаты, за столом, в объятиях пожилого, плечистого брюнета с коротко остриженными волосами, лежит пьяная
девчонка,
лет тринадцати, с детским лицом, с опухшими красными глазами, и что-то старается выговорить, но не может… Из маленького, хорошенького ротика вылетают бессвязные звуки. Рядом с ними сидит щеголь в русской поддевке — «кот», продающий свою «кредитную» плечистому брюнету…
Патрикей был
лет на двадцать старше бабушки, а Ольга Федотовна
лет на восемь ее моложе. Она родилась на дворне в Протозанове и
девчонкою была отвезена в Москву, где училась в модном магазине. Когда бабушка проезжала с мужем после свадьбы из деревни в Петербург, ей сделали в этом магазине платья. Ольга Федотовна бегала к бабушке «с примеркой» и, понравившись княгине за свою миловидность, была взята ею в Петербург.
Прошел месяц, другой. Много я уже перевидал, и было уже кое-что страшнее Лидкиного горла. Я про него и забыл. Кругом был снег, прием увеличивался с каждым днем. И как-то, в новом уже
году, вошла ко мне в приемную женщина и ввела за ручку закутанную, как тумбочка,
девчонку. Женщина сияла глазами. Я всмотрелся и узнал.
Тут как-то в позапрошлом
году была одна
девчонка…
С той поры,
Как бросилась без памяти я в воду
Отчаянной и презренной
девчонкойИ в глубине Днепра-реки очнулась
Русалкою холодной и могучей,
Прошло семь долгих
лет — я каждый день
О мщеньи помышляю…
И ныне, кажется, мой час настал.
Генерал. А теперь я скажу. Ты обращаешься со мной черт знает как,
девчонка! Напоминаю тебе, что ты моей ровесницей будешь
лет через сорок… тогда я, может быть, позволю тебе говорить со мной, как с равным. Поняла? Конь!
Нет, что-то я не в духе!
Кто бы поверил, что в мои
летаХорошенькой
девчонки ожиданье
Могло смущать, тревожить, беспокоить?
Я все не понимаю, для чего
Мне не годится женщину любить;
Как будто бы монах не человек?
Мальчишка побежал вприскочку; за ним побежали двое и еще двое; осталась только
лет трех
девчонка, которая заревела во все горло, приговаривая: «Нянька ушел, нянька ушел».
Патап Максимыч очень был доволен ласками Марьи Гавриловны к дочерям его. Льстило его самолюбию, что такая богатая из хорошего рода женщина отличает Настю с Парашей от других обительских жительниц. Стал он частенько навещать сестру и посылать в скит Аксинью Захаровну. И Марья Гавриловна раза по два в
год езжала в Осиповку навестить доброго Патапа Максимыча. Принимал он ее как самую почетную гостью, благодарил, что «
девчонок его» жалует, учит их уму-разуму.
— Ах, оставьте меня действовать по собственному усмотрению! Ведь через два-три
года ваши
девчонки, Елена Дмитриевна, перейдут ко мне. Должна же я наблюдать за ними исподволь, чтобы ознакомиться с индивидуальностью каждой из них!
— Она смеется! — шептал он ей через четверть часа. — Она глупа! Вы знаете, что она требует с каждого за один миг любви? Знаете? Сто тысяч франков! Ха-ха-ха! Посмотрим, какой сумасшедший даст ей эти деньги! За сто тысяч я буду иметь таких десяток! Гм…Дочь вашей кузины, мадам, была красивее ее в тысячу раз и стоила мне сто тысяч, но стоила в продолжение трех
лет! А эта? Капризная
девчонка! Сто тысяч…Ваше дело, madame, объяснить ей, что это ужасно глупо с ее стороны…Она шутит, но…не всегда же можно шутить.
Почему не встретила она Васи четыре
года назад? И свободна была, и деньги были, и любовь бы настоящая, бесповоротная погнала ее под венец, а не самолюбивая блажь
девчонки, удостоенной ухаживания барича — правоведа.
Пощечина! Перед
девчонкой Дуняшей! Ей, девушке по двадцать второму
году!
— Вот удивление! Мне двадцать пятый
год. Я живу, читаю, и, наконец, я должна быть фельдшерицей. Что же, я буду притворяться глупою
девчонкой, которая лжет, будто она верит, что детей людям приносят аисты в носу?
Ему было шесть
лет, уж он с девчонкой-сестрой овец и корову стерег на выгоне, а еще подрос, стал лошадей стеречь и в денном и в ночном.
— Почему это вы меня так низко цените? Обиду хотите сказать. Вот везде со мной так. Участь моя горькая такая. В людях сердца нет. Не все же тоненьким
девчонкам да красавицам на сцене быть. Да мне со сцены больше двадцати
лет никто и не дает, как корсет надену. Я играть гожусь. Еще как играю… Всей залой принимают, как иногда плакать начну… Чувство на сцене главное. Заплачешь — всех тронешь…
— Ну, матушка, ему учиться надо, a не по театрам ездить! Того и гляди на третий
год в классе останется. Что мы будем тогда с таким верзилой делать! Мне и с
девчонками возни не мало. Для учебного заведения Полина и Валерия ничего не знают, гувернантки y них через три месяца меняются… Гм! Гм! — закашлялся Сокольский-отец тут только заметив Дашу и, поднявшись со стула, отвесил ей почтительный поклон.
«Только напрасно его светлость с ним церемонится… И так пикнуть бы не смел у меня… За счастье должен почесть, холоп! Тогда я кондитерскую продам, ну ее… Одно беспокойство… На серебре да на золоте буду есть… И красавец он писаный… Тогда, как я близко поглядела на него, у меня все поджилки затрепетали… Не молода я… Ну да что же, умный мужчина завсегда понимает, что женщина в
летах не в пример лучше зеленой
девчонки…» — продолжала мечтать она.
Особенно доставалось дворовой
девчонке, старше ее на два
года, Афимье, или Фимке.
— У него есть дочь — красивая
девчонка, да немножко в цене потеряла: сбежала три
года тому назад с офицером. Теперь замуж-то никто и не берет. Отец не знает, куда с ней деваться. У нее страсть к сцене, одолела его с любительскими спектаклями. Денег много сорит, ему и хочется устроить ее к нам в общество, хоть на маленькое жалованье… Примите ее на сцену, а он исполнительный лист разорвет… Могу я ему это обещать?
Годы летели незаметно. Даше Ивановой пошел уже тринадцатый
год. Она была в доме полновластной хозяйкой, и не только прислуга, но сам отец и мать боялись своей дочери. На Ираиду Яковлевну она прямо-таки наводила панический ужас, а храбрый преображенец-сержант, хотя и старался не поддаваться перед
девчонкой позорному чувству страха, но при столкновениях с дочерью, всегда оканчивающихся не в его пользу, часто праздновал труса, хотя не сознавался в этом даже самому себе.
Балдуин, хотя имел близ сорока
лет, был недурен собою, красноречив на искушение, казался страстным, и
девчонка, наклонная к пороку, предалась обольстителю.
В доме Строгановых она жила с малых
лет. Сначала была
девчонкой на побегушках, еще при Анике Строганове, затем горничной, в этом доме она вышла замуж, вынянчила Максима, сына Якова Иоаникиевича, овдовела и наконец была приставлена нянькой к родившейся Аксюше. И сына и дочь кормила сама мать — жена покойного Якова Иоаникиевича.
— Полно, полно, Степа, — отрезала я решительно. — Пустяки толкуешь. Ты вспомни, кто я такое. Я два
года жила с мужем, стало быть, имею некоторый опыт. Тогда я была
девчонка, и то Николай находил, что у меня очень уживчивый характер.
— Как вы перепугались… Даже приплели родство… Бывать я вам разрешаю везде… Но знайте, что мне будет известно каждое ваше движение, каждое слово… И берегитесь, если вы от вашего немого обожания к этой
девчонке, перейдете к более существенным доказательствам ваших чувств… Горе и ей… Впрочем, она мне поплатится и за прошлый
год.
Девчонка совсем зазорная, пятнадцати
лет пошла в ход.
Мне в прошлом
году рассказывал Кучкин: хорошенькая эта немочка, которая танцует в Фиаметте, прямо из школы, в день выпуска, отправилась с конногвардейцем князем Вельским в Малую Морскую, где он ей отделал бельэтаж.
Девчонка шестнадцати
лет!